Виктор Близнец
Земля светлячков
Повесть про Сиза XII, про лесных стоусов и треусов
и про их победу над страшными
пещерными врагами
Журнальный вариант
Перевёл с украинского В. МАКСИМОВ
Сказочная повесть «Земля Світлячків» известного украинского писателя Виктора Близнеца была впервые опубликована в оригинале в 1979 году (Близнець В. С. Земля Світлячків: Казкові повісті [Земля Світлячків; Звук павутинки]. Київ: Веселка, 1979.) и с тех пор неоднократно переиздавалась. На русском языке полный перевод никогда не публиковался. При этом в русскоязычной версии журнала «Барвинок» был опубликован сокращённый перевод повести (№ 12 за 1978, №№ 1-5 за 1979 год). По сравнению с книжной версией текст перевода оставляет лишь примерно половину объёма произведения. Возможно, русский перевод был сделан с журнальной версии повести: «Барвинок» выходил в двух версиях параллельно на двух языках, однако мне пока не удалось найти ни одного из украинских выпусков журнала за 1978-79 гг., чтобы проверить наличие там повести Близнеца. Ниже текст журнального перевода приводится полностью, также воспроизведены некоторые из рисунков к повести (А. Мильковицкий, О. Сенченко).
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Сиз XII открывает двери своего знаменитого музея и приглашает вас в гости
Как только за лесом садилось сдалека доносился раскатистый вечерний звон: Бом! Бом! Бом! Это сторож в лесу оповещал, что день закончился и всем лесным стоусам и треусам пора просыпаться.
Клонилась темнота к окнам, и в спальню Сиза XII влетала кукушка. Тихо, не пошевельнув крылом, она облетала его постель и садилась на высокий комод.
Как все лесные стоусы и треусы, Сиз XII был непревзойдённым, самым крупным в мире коллекционером. Что он собирал и чем ужасно гордился, мы пока что оставим в тайне и пригласим вас в спальню. Вся комната Сиза завалена и забросана книгами.
Кроме книг, Сиз XII имел ещё одну слабость — любил поспать. Он брал в постель книги, зажигал над головой фонарик и углублялся в древние писания. Но его книги были такой толщины и такой непостижимой мудрости, что он быстро уставал. Веки его постепенно смыкались, и Сиз XII проваливался в сладкий сон.
Со всеми своими родственниками, то есть с добрым десятком тёток, дядек, племянников, внуков, Сиз XII относился к мирному лесному народу, а лесной народ, как вы знаете, днём — от восхода и до захода солнца — спит, а ночью выходит на службу. Сиз XII поэтому с утра до вечера отсыпался, а вечером, когда звучал над лесом торжественный звон пробуждения, вставал и шёл открывать свой музей. Однако и в музее он любил подремать краешком глаза, хотя по древним лесным законам это был большой грех.
Про этот Сизов грех знала только его добрая сестра Мармусия. Она приносила ему берёзовый квас, раскуривала трубку и укладывала брата на маленький кожаный диванчик. И чтоб никто из лесных треусов и стоусов не застал её брата за таким неподобающим занятием, Мармусия вешала на дверях музея табличку: «Скоро буду. Пошёл в лесную академию. Сиз XII».
— Ку-ку, ку-ку! — ровно двенадцать раз прокуковала кукушка.
Сиз XII встал и, не открывая заспанных глаз, нащупал трубку. Вот так, ещё совсем сонный, он вышел на улицу. Выбил трубку о пень, всыпал наощупь табаку, поднёс уголёк. И только после первой затяжки наконец проснулся.
Первое, что Сиз делал всегда, это подходил к крыльцу и сильно дул на ветряную мельничку, которая стояла, замерев на крыше, и ждала своего хозяина. От дуновения мельничка оживала, с фурчанием заводила свою бесконечную весёлую песню.
Оживала мельничка, и все знали, что в стране Длинных Озёр началась хлопотливая, неутомимая лесная жизнь. Что профессор Варсава, мудрейший среди стоусов и треусов, тот, который и на учёные советы приходил босой, но зато носил три пары очков, именно сейчас изучает запутанные траектории полёта парашютиков одуванчика. Что брат Хвороща поливает на грядках нигде не виданные в мире дыни. Что коренастый Вертутий, с той стороны озера, запускает во дворе сотни мельниц.
Одним словом, что ночь вступила в свои полные лесные права. И скоро стоусы и треусы все вместе пойдут в лес, где будут собирать грибы, а старые деды-землекопы придут к высохшему озеру, почистят заиленные родники, вызовут из-под земли студёную воду, потом кликнут молодых отроков и девчат и вместе с ними будут сажать над чистым озером вербы и ели, чтоб везде было зелено и чтоб везде пели весной малиновки и кукушки.
Но пока мы говорили, Сиз выкурил трубку и подошёл к воротам. Только он подошёл, как сразу вспыхнуло на лестнице несметное множество фонариков, целая гирлянда крошечных огней. От множества фонариков сразу стало светлее во дворе, и мы сможем лучше разглядеть домик Сиза.
Когда-то, в очень далёкие времена, стоял на берегу могучий явор. Его спилили, и вот остался от него высокий, широченный, в восемь обхватов пень. Пень имел сверху, там, где его спилили, ровную как стол поверхность — крышу, а по бокам — могучие опоры — корневища. Между двумя корневищами кто-то прорубил двери. А над теми дверями Сиз повесил два фонарика, а ещё выше — мельничку, которую подарил ему Вертутий.
Уже позднее крепкие сосновые двери были окованы железом, а потом Сиз XII повесил на дверях медную табличку:
ВСЕМИРНОИЗВЕСТНЫЙ МУЗЕЙ СВЕТЛЯЧКОВ
ДОКТОРА ГРИБОВЕДЕНИЯ И ЛИЧИНКОВЕДЕНИЯ
СИЗА XII, СТОУСА.
Вход бесплатный!
Посещение только ночью.
Добро пожаловать!
Сиз подошёл ближе, подышал на медь и рукавом натёр табличку. Она засияла горячим красным блеском.
Отворил двери, сказал кому-то в тёмные просторы леса: «Заходите!». И как раз вовремя сказал. От нижнего озера, по длинной деревянной лестнице подымались — его лучший друг Вертутий со своим внуком Чубликом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сиз XII ведёт гостей в подземелье и показывает свои самые дорогие сокровища
Сиз закричал сестре:
— Дорогая Мармусия! Прошу вас, открывайте все залы и галереи, мы встречаем самых дорогих гостей!
Сиз и Вертутий радостно обнялись, трижды расцеловались.
— Ну, показывай, брат Сиз, что у тебя нового! — загудел растроганно Вертутий, имея от природы весьма громкий голос. — Я-то всё видел, а вот внук мой не бывал у тебя, не бывал, вот я и привёл его, пусть посмотрит, кхе-хе, кхам!
Так за разговорами они вступили в тихое, гулкое, исполненное таинственного молчания, царство музея. И полутёмной лестницей с единственным фонариком на стене начали спускаться вниз, в подземные галереи.
Чублик, — а он был лунарист первого курса, лучший ученик профессора Варсавы, — только сначала, да и то недолго, держался солидно. Вскоре он задрал голову и, не скрывая любопытства, озирался вокруг.
— Вот, многоуважаемые гости! Входите, прошу! Спасибо, Мармусия! Дальше, дальше, открывайте все залы! — выкрикнул Сиз и сделал рукой широкий радушный жест. — Первый зал! Это, так сказать, только цветочки, ягодки будут потом!
Чублик взглянул вверх и заметил на дверях подсвеченную изнутри надпись:
ПЕРВЫЙ ЗАЛ
Земляные светлячки — гнилушки, трутовики, грибы, личинки и прочие чудеса.
Руками
не трогать — обожжёшься!
(Хе-хе, шучу, не бойтесь! Сиз XII)
Чублик ступил на порог.
И замер, широко открыв глаза.
Из глубины зала лилось неземное, какое-то подсинённое, зеленоватое сияние!
— Гляди! Сквозь меня течёт! — проговорил Чублик и крепче взял деда за руку.
А что вам сказать о Сизе! Где его серьёзность? Трубку он заткнул за пояс, усы распустил белым веером и теперь аж пританцовывал возле Чублика.
— Проходите, дорогой Чублик! Сюда, ближе!
И Сиз, не давая мальчику опомниться, быстро потащил его за руку к коллекции. А там, под стеклом! Знаете, что там лежало? Обыкновенные куски коры, трухлявых корневищ, пней, старых трутовиков-наростов, деревянных гнилушек. Но из влажных, из гнилых пней и корешков как раз лилось, текло, фосфоресцировало вот это неземное, фантастическое свечение!
— А это что? Что это ползает червячком? И светится синим светом, — смеялся Чублик и даже сунул нос в один из ящиков.
— Это, мой дорогой, обыкновенные личинки. То есть не совсем обыкновенные, а личинки и яйца светлячков... Э-э, брат! Я тебе ещё не такое покажу! Пойдём скорее во второй зал к жукам!
Чублик и глазом не моргнул, как его потащили дальше. Снова какие-то двери, и тут уж сам Сиз воинственно подкрутил усы.
— Волшебство какое! — тихо произнёс Чублик.
Если в первом зале сияние лилось со стен ровно и спокойно, то тут!.. Что-то неимоверное, фантастическое: в густой мгле блуждало несметное количество маленьких огоньков-фонариков. Темнота сине и лилово светилась от тех огоньков, от мириадов звёздочек, от угольков, которые вспыхивали и гасли. А потом вновь вспыхивали и гасли...
— Ну как? Ну как тебе, Чублик? — выкрикивал Сиз.
— Ух ты! Это жуки-светлячкн? Это они так светятся?!
— Да, да, — подпрыгивал и горячо дышал ему в затылок Сиз. — Это они, жуки-светлячки — лампирисы, как их называют по-латыни. У них на брюшке есть такие светящиеся поясочки, вот они и посылают сигналы в темноту. Пошли дальше, всех жуков и за пять дней не осмотришь! А вот одного я вам покажу! Покажу одного, потому что это моя гордость. Смотри: жук-кузнечик Кокухо. Я его привёз с Амазонки, из тропического леса. Смирное созданьице, правда? А если бы ты в джунглях его увидел тёмной ночью, да ещё когда ночная птица Куа прокричала бы над тобой мёртвым голосом. А вслед за криком из глубокой темноты синий огонь просто на тебя летит: пых-пых! Как бы тогда себя чувствовал? А?
Наш серьёзный Чублик приоткрыл пухленькие губы и заулыбался.
— Вперёд, дальше, мои дорогие коллеги, — поторапливал Сиз, — потому что нас ещё ожидают новые залы — рыбы, медузы, кальмары.
Чублик подался за дедом. В новой галерее он услышал: где-то, будто бы сверху, течёт вода.
Ага! Вот оно что! В зале-пещере стояли большие аквариумы.
Чублик присел. Он и не заметил, как рядом присел и дед Вертутий. Потому что тут выплыла к ним рыба. Выплыла из-за грота и — о, чудо! На кончике её длинного-длинного носа что-то светилось. Ну словно лампочка или маленький фонарик. Рыба повела своим хитрым носом туда-сюда. И вот!.. Из каменной пещерки-норы выглянула маленькая рыбёшка. Её, видно, заворожил, загипнотизировал тот заманчивый огонёк. Любопытная рыбёшка подплыла совсем близко к нему. Стала присматриваться: что это такое?
А фонарик манил, манил к себе...
И тут — цап!
— Вот так-так! Да она же её съела! — воскликнул Чублик, и в его голосе прозвенела такая детская, такая простодушная обида.
— Ха-хе, съела! — засмеялся Сиз и растроганно вытер тёплую слезу. — Съела, вражья душа, и не облизнулась! Поэтому она так и называется: рыба-удильщик. Видите, как ловко подманывает к себе, зачаровывает добычу!
— Да ну её! Она всех рыбок уничтожит! Не хочу! — Чублик тихо засопел, отвернулся.
— Сюда, сюда, Чублик! — не унимался Сиз. — Тут для вас новое чудо: морские звёзды, голотурии, морские лилии, и все они горят, вспыхивают, перемигиваются живым подводным светом. Ах, надо быть поэтом, чтобы передать все краски, все оттенки, всю силу и красоту свечения морской голотурии!.. Но я, наверное, вас утомил? Правда, утомил? Прошу, пройдёмте вот сюда, в эту маленькую комнату. Здесь мы немного отдохнём.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Сиз XII знакомит нас с родной сестрой Мармусиею и высказывает несколько мудрых мыслей
Они прошли в комнату-боковушку, похожую на низенький погребок, и уселись в мягкие кресла.
— Мармусия! — позвал Сиз. — Прошу вас, принесите нам кое-что из тех запасов, которые мы показываем желанным гостям. А заодно приготовьте три чашечки кофе коро-хоро.
Вошла высокая, стройная, необычайно сухощавая стоусиха. Она была вся в чёрном, лишь белый воротничок облегал её тонкую шею. Да ещё белые серебристые волосы были гладко зачёсаны назад.
— Коро-хоро приготовьте, дорогая Мармусия, так, как я люблю: густенько-густенько, и с жёлтой плёночкой! — напомнил ей Сиз.
— Вы хотите сказать, — холодно переспросила Мармусия, — чтобы я влила туда берёзового сока?
— Да, да, конечно, берёзового сока!
— И добавила каплю тернового молочка?
— Вот, вот, вот! Именно тернового молочка.
— Так вот! — выпрямилась Мармусия и холодно глянула на Сиза. — Всё это я знаю сама. Знаю, слава богу, с шестнадцати лет, с лесной гимназии. И вам пора понять, что неприлично подсказывать сестре, которая всю жизнь приготавливает кофе коро-хоро и даже подавала его самому Чуй-Головану.
Мармусия поджала губы и вышла из комнаты.
— Дедушка, — шепнул Чублик. — А кто это — Чуй-Голован?
— О-о! — поднял брови Вертутий. — Он был самый отчаянный в мире сорвиголова. Что он выделывал! Как-то, помню, осенью это было, кхе-кхам! Собралось полно лесного народа. И вот летит он на тарзанке над головами, аж вихрь несётся за ним, и вдруг — хвать! — подхватил Мармусию на лету и через глубочайший каньон на руках перенёс. М-да-а, отлетался, любезный. Сломал себе шею. Мармусия (слыхал, что она была его невестой) вот уже пятьдесят лет не снимает с себя траура — чёрного платья.
После длинной паузы Вертутий откашлялся и, всё ещё задумчиво глядя в потолок, спросил:
— Брат Сиз, давно я хотел узнать: для чего вы разводите светлячков?
— Как?! — подпрыгнул Сиз, и его седая шевелюра гневно и угрожающе встопорщилась. — Как? — повторил он. — Я вас не расслышал, брат Вертутий, или это, может, мне почудилось? А почему я вас не спрашиваю: зачем вы разводите свои ветрячки и уже развели их пять тысяч семьсот?
— Ну-у, — прогудел растерянно Вертутий, не ожидавший, что своим простым вопросом накличет на себя такую бурю и гром.
— Вот вам и «ну»! — Сиз даже опёрся на локти, пронизывая Вертугия гневным взглядом. — Слушайте! Я могу без грохота, без дыма, без проводов залить всю землю светом. И каким светом! Таким, от которого душа ваша замирает и просит музыки. А потом, если много-много развести светлячков...
Но мы так и не узнаем, что может ещё сделать наш мудрый Сиз, потому что тут вошла в комнату его сестра Мармусия. В одной руке она несла серебряный поднос с чашечками, а в другой — перламутровую шкатулку, накрытую сверху белым облачком.
И то и другое поставила на стол.
Белое облачко ваты сняла. И вот!..
Чублик растерялся, не мог оторвать глаз. Потому что в шкатулке, в мягких гнёздах
на белой вате лежали... Нет, не лежали, а сияли, смеялись, горели — вишнёво,
карминно, лимонно! — маленькие светлячки.
— Это я сам! Это я сам выращивал. В подземной теплице. Таких светлячков в лесу нет. Нет таких во всём мире! — горячо шептал Сиз. — Ну как, Чублик, нравится тебе?
Разве надо было спрашивать? Чублик уставился глазами на это великолепие, на эти синие, золотые, пурпурные жаринки-огоньки.
— Что ж, я дарю тебе, Чублик! Бери! Ты их разложи дома в светильниках, в комнате на стенах. Увидишь, как вспыхнет и засияет у тебя царство ночных светлячков.
Чублик взял шкатулку и, может, от волшебного сияния, а может, от негаданного счастья сам вдруг вспыхнул и засиял, как ночной светлячок.
— Брат Сиз! — поднялся с кресла Вертутий. — Ты меня прости, кхе-кхам, может, я и не то что-то брякнул. Так разреши и нам, значит, скромный наш подарок... Вот он, о!
Вертутий развернул свёрток и поставил на стол... Поставил перед Сизом и Мармусией весёлый, живой, золотистый ветрячок, сделанный из сухого, хорошо выстоянного на солнце камыша.
— Ветрячок, кхе-кхам, скажу вам, с большим секретом. Я бился над ним двадцать два года. Вот подуйте на него, подуйте! Все ветрячки на свете вертятся как? Как дует ветер. А я мудрил и так и сяк пристраивал крылья и вот сделал, сделал-таки — против ветра вертится! Ага, попробуйте, дуйте!
Дунул Сиз, даже суровая Мармусия подошла и легонько дунула (и тут же отошла, показывая этим, что она далека от их детских забав).
Ветрячок загудел, золотистый круг замелькал, запел.
Мармусия спохватилась, напомнила брату:
— Потчуйте гостей. Кофе стынет.
Ах, какой это был кофе! Губы слипались, а от запаха млела душа. Чублик пил и причмокивал, дед Вертутий пил молча и сопел, а Сиз XII отхлёбывал из чашки маленькими глоточками, и слёзы блаженства катились по его щекам.
Поблагодарили Мармусию, поставили чашки на серебряный поднос, и тогда Вертутий сказал, что он приглашает брата Сиза к себе в гости на Верхнее Озеро, покажет ему новые ветрячки.
Все разом встали из-за стола, дружно пошли, но тут Мармусия окликнула Сиза, строго сказала ему, чтобы он вернулся, закутал горло. А потом — пусть будет осторожен, потому что кто-то, крадучись, словно вор, ходит вокруг их двора.
Она проводила брата в настороженно-тихую ночь и долго ещё стояла в дверях, тревожная и печальная, прислушиваясь к шагам на лестнице, к шорохам в кустах. Будто чувствовала сердцем, что бедного Сиза ждёт этой ночью не одно приключение.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Сиз XII, Вертутий и Чублик плывут к Верхнему Озеру. В царстве дынь
Они вышли за ворота, густая темень обступила их. Чублик вдруг оглянулся и удивлённо произнёс:
— О! А это кто торчит? За кустом!
— Ты гляди! — остановился Сиз. — Правду говорила Мармусия. Похоже — волки. Откуда они здесь взялись? А ну, погодите, я их веслом.
Сиз махнул длинным веслом, и в кустах двое каких-то мохнатых подпрыгнули высоко вверх, с шумом и треском кинулись прочь от берега, в заросли.
— Вишь ты, всё-таки прибились к нашим краям серые, — встревоженно сказал Сиз.
Но скоро об этом случае забыли. Потому что над озером стояла тихая чудная ночь. Полная луна плыла в небе и горела как жар.
Компания наша спустилась к озеру. Лёгкая остроносая лодка дремала на воде, привязанная к выступающему над землёй корню. Квакали лягушки, сухим треском заливались сверчки.
Вертутий сел на вёсла, Чублик примостился впереди. Сиз важно расселся на корме, чтоб спокойно попыхивать грубкой. Оттолкнулись от берега, поплыли.
И поплыла за ними полная луна, поплыли тени от сосен, золотая дорожка перебегала, поблёскивала, догоняла их. Сонно вскидывалась рыба, и такая тишина, и такая благодать были разлиты над озером, что Вертутий кашлянул, а потом сказал: «Вишь, бесовка, ночь как ворожит».
Неожиданно заблестела белая песчаная коса, запахло с невысокого зелёного холмика домашним дымком. Кто-то стоял на косе с большой лейкой и кричал:
— Вы куда? Бессовестные! Не пущу! А ну сюда! Сюда гребите, к моему берегу!
Вертутий улыбнулся и безнадёжно махнул рукой: тут уж никак не проскочим! Если Хвороща заметил, не трать, кум, силы, поворачивай к его берегу. Непременно затащит и будет угощать вас дынями.
Повернули лодку, поплыли на зов весёлого и гостеприимного Хворощи.
Хвороща стоял у воды. От цыганского солнца — луны — он загорел до фиолетового блеска. И был похож на большой синий баклажан. Он не дал опомниться гостям. Сразу же потащил их к шалашу, прикатил из огорода первую дыню.
— Вот она, королева стола! — засмеялся Хвороща.— Дыня с начинкой! Вы ещё такой никогда не пробовали!
В момент Хвороща разрезал дыню и высыпал в большую миску настоящие, и даже горячие, полтавские галушки. Над миской поднялся пар от разомлевшего гречневого теста. Хвороща ткнул всем в руки заострённые палочки и скомандовал:
— Начали! Угощайтесь! Ешьте! Накалывайте по три, а то по две мало! И не спрашивайте, секрета не открою: я эти галушки в завязь дыни вложил, они так и росли вместе с дынею.
Он подхватился на ноги и быстро проговорил:
— Сидите! Это только закуска.
И прикатил из огорода вторую дыню.
— Ах ты, моя красавица! Посмотрите: дыня-верблюд! С весны лелеял на чистом песке, поливал только при свете месяца.
Чублик глянул и немного оторопел: перед ним действительно лежала огромная двугорбая дыня-верблюд. Вся, целиком, покрытая золотистыми ворсинками, на которых поблёскивала холодная роса.
— Дружно! Взялись! — колдовал и приговаривал Хвороща. — Не бойтесь, ешьте прямо с кожурой, с золотистыми ворсинками. Весь смак в божественной росе.
Он говорил, а сам отхватывал большие ломти и каждому в руки: угощайтесь, пробуйте, смакуйте!
Просто не верилось: лежала перед ним дыня, словно гора, а за присказками Хворощи, за весёлыми его прибаутками и не заметили, как умяли её.
Хвороща прикатил третью дыню, дыню-арбуз. Это чудо природы надо было есть так: хорошенько поколотить руками, надрезать и сперва выпить густой-густющий сок, от которого слипались не только губы, но и вся душа; потом уже вынуть красную сердцевину, всю в серебристом инее, и съесть.
— Лопну! Вот сейчас лопну! — завертел головой Вертутий, ища спасения.
Он глянул на своего внука: у бедняги глаза посоловели. А в углу стонал Сиз, лёжа на соломе и широко раскинув ноги. Он тяжело дышал.
— Бежим, друзья, — зашептал Вертутий, когда Хвороща исчез за новой дыней. — Бежим сейчас же, ведь мы, оказывается, ещё не ели, а только пробовали, сейчас Хвороща будет по-настоящему нас угощать...
Они взялись под руки и, путаясь ногами в густой ботве, побрели по бахче к озеру.
— Как? Да куда же это вы? — хлопнул себя по коленям Хвороща. — Вы же голодные! Вы же ничего не пробовали! А дыня-лутовка? А дыня-макотра? Вы же ещё не смаковали дыню с воробьями!
Он погнался за гостями, толкая впереди себя какую-то зелёную дыню-гриб. Гости оглянулись и, что было сил, пустились к берегу и там попадали в лодку.
— Фу-у!
— Ну слава богу...
А Хвороща стоял под луной, с немой обидой смотрел на них, подняв к небу руки.
— Да что же это за люди такие! Что же это за гости! Спешат! Ну посидели бы, поговорили! Поворачивайте сюда! Я что-то покажу-у!
— Ка-жу! Гу-гу! — покатилось эхо тёмным лесом.
А лодка плыла дальше, плыла золотой дорожкой к Верхнему Озеру.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дорога на Верхнее Озеро. Перекличка зверей в темноте. Разговоры о диком лесном пришельце. В царстве ветрячков
Когда они попадали в лодку, старая просмолённая долблёнка по самые борта осела в воду.
— Не двигайтесь, не шевелитесь, кхем, — тихо упрашивал Вертутий. — А я полегоньку буду грести.
Выбрались на чистый плёс, и лодка поплыла, как старая бобриха, у которой выглядывали из озера лишь тёмная спинка и кончик носа.
— Вот Хвороща! Чтоб ему коты мёд носили! Так накормил!
— От всей души! Чтоб не говорили — голодные.
Сиз и Вертутий засмеялись. А Чублик молчал. Потому что всё у него слиплось от густого сладкого сока — и пальцы, и губы, и глаза.
— О! А это что? — встрепенулся и оторопело спросил он, моргая сонными глазами. — Дедушка, гляньте! Опять в кустах...
На высоком берегу из тёмных кустов вновь что-то блеснуло — двумя огромными
голодными огнями.
— Ты гляди... — понизил голос Сиз. — Наверное, те самые, которых мы от двора отогнали. Смотрите, как один хищно вытаращился на нас...
В тот же миг над озером разнёсся угрюмый протяжный вой:
— Овв! Ов-ву! Рах, рах!
Неожиданно с другого берега сверкнули такие же недобрые огни... И вновь понеслось над водою:
— Ов-ву! Ову-во-вов! Рах, рах!
И тут же, испуганная зловещими голосами, вынырнула из темноты кукушка и низко, над самой водой, облетела лодку, слегка задев крылом Сиза. От кого она предостерегала его?
— Кто это? Неужели волки, о которых говорила Мармусия? — забеспокоился Сиз. — В наших краях давно волков не было. Да что-то и непохожи они на серых, голоса не те. Завоет, завоет, а потом будто ножом по камню: рах! рах!..
— А вы слышали, брат, — прогудел Вертутий, — старую историю о каком-то диком лесном пришельце?
— Ещё бы не слышать! Он моего деда, Сиза Стоглаза, просто в доме задушил...
— Ну-ну-ну! Расскажите, как это было, — подвинулся ближе Чублик.
— Да было, чтоб над ним ворон каркал! Вот так было. Как ночь, так и повадилось шнырять по нашим лесам ночное страшилище. Кто его знает, из каких оно чащ, из каких болот и трясин прибилось. Подкрадётся и всё, бывало, из-за дерева, из-за ствола выглядывает. Дух от него горелый, волчий дух, а только присмотрелись — не волк. Ходит, как человек, на двух лапах, шерсть у него лохматая, а голова будто медвежья. Но самое страшное — на всё живое в лесу кидался. Птенцов в гнёздах душил, грибников в глушь затаскивал...
— Может, это был оборотень? — тихо буркнул Вертутий.
— Кто его знает. У нас называли его приблудой, а ещё Мёртвой Пастью. Потому что он старых и малых душил, оставляя на деревьях метку — двумя зубами прогрызал знак.
— Ну и что с ним случилось? Куда он убежал-подался?
— Убежал!.. Такое страшилище убежит! Выкопали наши яму, как раз там, за Кабаньей речкой. На дно бросили рваную свитку одного древнего деда — для приманки... И говорят: «Вы, дедушка, здесь посидите, в тени, а мы пойдём дальше, за речку». Пошли. Только деда не оставили, а закутали в рядно и понесли с собой. А тот лохматый приблуда как услышал, будто бы дед сидит рядом, в тени, глаза огнём загорелись, он стремглав — прыг на свитку. И туда, в яму! Прямо в железные клещи — лапами! Поймался! Измолотили его наши палками. И что вы думаете? На следующую ночь пришли наши к яме — от приблуды и следу нет! Убежал, мёртвый из ямы выбрался! Только оставил недобрый знак: воткнул над ямой кол, повесил на нём клок чёрной горелой шерсти и проткнул стрелой из камыша. Чтоб на лес, на наши озёра стрела показывала! Мол, приду к вам с братьями-приблудами и отомщу.
— Ну, когда это было! — забасил рассудительно Вертутий. — Может, это когда-то и было, да быльём поросло.
— И я так думал, — возразил Сиз. — Но вот слышите, этот угрюмый вой над озером...
Они уже подплывали к широкой плотине-запруде. Хмуро дыбились вывернутые деревья, пни, корневища, весь тот бурелом, из которого когда-то была построена плотина. Все притихли, осторожно вышли из лодки.
Вертутий взял долблёнку на плечи и сам, глухо кряхтя, понёс её в гору.
А вот и оно, Верхнее Озеро. Ещё больше, ещё шире.
Подплыли к песчаной отмели. И издалека услышали: на берегу что-то ровно, басовито гудело, как гудят пчёлы на пасеке. Это неустанно, день и ночь работало Вертутиево хозяйство: сотни, тысячи ветрячков. Хозяин оживился, стал радостно покашливать. Наскоро привязал лодку и принялся поторапливать Сиза: ну как вам, мол, как нравится эта музыка в моих владениях?
Хорошее место выбрал для себя Вертутий! Под луной сиял высокий холм белого-белого чистого песка. А на холме, который овевали ветры со всех сторон, стоял древний корч, ни с каким корчом его нельзя было спутать: на дверях, на ставнях, на печной трубе, на крыше — везде торчали, тянулись вверх ветряные мельницы-ветрячки. Были они разные — большие и маленькие, были и совсем крошечные, пели они тоже все по-разному, потому что сделаны были так: одни из дерева, другие — из камыша, а ещё другие — из коры, берёсты, красного дуба, кленовых крылаток.
А дальше, за корчом, начиналось царство водяных мельниц. Из песка Вертутий намыл и нагрёб крепости, башни, мосты, прорыл каналы. Из озера пустил в каналы воду и поставил двести водяных мельниц. Представляете: двести лотков и двести деревянных колёс, которые бьют, крутят, перегоняют вспенившуюся воду, и этот стук, этот шум день и ночь не стихают над озером.
В ясную лунную ночь любил тут посидеть Вертутий, послушать вечный шум воды и песка на берегу.
Вот здесь и присели отдохнуть наши путешественники.
Чумацкий Воз в небе помаленьку-полегоньку опускал своё звёздное дышло, уже начало светлеть на востоке. Вялость, усталость охватили нашего Сиза. И тогда над его головой бесшумной тенью промелькнула кукушка. Это она напомнила — надо быстрее возвращаться домой, в свой корч, потому что скоро рассвет.
Быстренько распрощались. Вертутий помог спустить лодку в Нижнее Озеро.
Прозрачный туман курился над водой, и Сиз налегал на вёсла, чтобы до восхода солнца поспеть домой.
У себя под горой он привязал лодку. Закурил трубку.
И попыхивая дымком, потопал по лестнице наверх. Шёл и заглядывал в каждый фонарик. «Ну что ж, пора спать!» — говорил светлячкам. И фонарики гасли, гасли в предрассветном сумраке.
Подошёл Сиз к крыльцу. Длинным чубуком остановил один ветрячок, потом второй. Пожелал добрых снов корчу, ветрячкам, озеру. Ступил на порог и вдруг...
Нет, ему не показалось! Из тёмных кустов сверкала, следила за ним пара чьих-то хищных, настороженных глазищ.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Плохие предзнаменования: птицы и грибы покидают лес. Все собираются на совет
— Дорогая Мармусия, — сказал Сиз XII после сна. — Что ж это за напасть? Второй день гудит у меня в ушах.
Раскурил трубку, вышел из корча.
Солнце уже село за гору, и тьма окутала сосновые боры. Но тот протяжный гул слышался и сейчас.
«Что-то недоброе творится, — подумал Сиз. — Надо идти к Варсаве».
В Варсавином дворе толпился народ.
Треусы и стоусы сидели на деревянных лавках под берёзой, встревоженно переговаривались между собой.
— Вы видели: дымятся огни на болотах, все к нам бегут — птицы, белки, куницы.
— Я иду, а оно как пыхнет чёрным огнем — прямо над моей головой! Я так и присел. Глядь, а вся сорочка на мне обгорела, — шамкал беззубо старый дед Лапоня.
Вдруг послышалось тяжёлое и угрюмое:
— Ов-ву!.. Ову-вов-воу! Рах-рах!
Треусы и стоусы повскакивали с лавок.
Тогда Сиз глубокомысленно произнёс:
— Кому-то надо идти. Думаю, что мне. Туда! — он указал трубкой на лес, на Щербатые Скалы, где прокатилась с гулом яркая вспышка огня.
Больше Сиз не проронил ни слова. Нагнулся, зашнуровал ботинок и спокойно зашагал по лесной тропе.
— Дядя Сиз! Дядя Сиз! — закричал вдруг Чублик и кинулся за ним. — Я с вами! Возьмите меня! Я с вами пойду!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Обугленные деревья. Страшная ватага, лбами пробивающая себе дорогу в чащах. Побег, погоня, подводное путушествие
Сиз вынул из кисета гнилушку, посветил над землёй. Вниз, в густой кустарник,
вела едва заметная тропинка, протоптанная дикими кабанами к речке. Чублик, а за
ним Сиз пробрались сквозь кусты и забрели в какое-то болото. По гнилому бревну
они перешли Кабанью речку и вступили в глухой, дикий лес, куда стоусы и треусы
не очень любили ходить.
Всё гуще, всё угрюмее становился лес, всё чаще встречался бурелом, всё здесь давно обросло толстым слоем мха.
— Не беги, — попросил Чублика Сиз. — Мне что-то натёрло ногу.
Старик опёрся рукой о ствол сосны, хотел глянуть, что ему так нестерпимо давит на пятку. И неожиданно... Высокая сосна (от лёгкого прикосновения!) посыпалась на землю, как пыль. Сиз не поверил своим глазам. А сосна рухнула на землю, и на её месте выросла куча черного пепла. И только сейчас Чублик и Сиз заметили: какой странный лес! Как бы усохший. Как бы мёртвый. Птиц не слышно. Не шевелятся в дуплах дятлы. Не точат кору жуки.
— Дяденька Сиз, гляньте, — прошептал Чублик. — Вон в том дупле... бельчата... они мёртвые... кто-то их сжёг.
Чублик сразу вспомнил давние-давние разговоры о каком-то страшном приблуде с мёртвой пастью, который если дохнёт в дупло — там сразу умирали птенчики, дотронется лапой до дерева — дерево вмиг усыхало и цепенело. Неужели это правда? Неужели есть на свете душегубы, которые всё цветущее, всё живое превращают в дым и пепел?
— Кр-р... Ку-а-а! — неожиданно закричала над ними чёрная птица, быстро пронеслась вверху, меж обугленными деревьями.
Сиз от этого страшного крика встрепенулся: где он видел, где он слышал такую птицу?.. Ну да, в джунглях — этот зловещий крик из тьмы, этот размах сильных и хищных крыльев... Куа, ночная птица, предвестница беды...
Сиз стоял, задумавшись, а Чублик тормошил его:
— Дяденька, дяденька, посмотрите туда... Кто-то подкрадывается...
Меж обугленными деревьями — с той стороны, куда полетела птица, — перебегали взлохмаченные тени. Вот они остановились, притаились за деревьями. И вдруг Чублик обмер: прямо на них брело долговязое страшилище. За ним — целая ватага.
— Ага, вот где они, два карлика! — захохотал первый. — Спрятались под деревом. Как мыши! Ловите их! Сейчас мы их поджарим на огне!
Страшилище махнуло рукой — и десяток или два лохматых здоровил, тяжело загребая лапами, двинулись к ним.
Чублик и Сиз с ужасом смотрели, как приближались чудовища, и не в силах были пошевелиться. Приблуды окружали их.
— Дяденька, бежим! Они же нас съедят! — крикнул Чублик.
Они сорвались с места и вдвоём, как зайцы, кинулись в кусты. А чудовища с криком и диким воем гнались за ними.
И что за наваждение!
Тут же, прямо на глазах, разбойники меняли внешний вид. То бежали, словно медведи, то неожиданно перевоплощались — и гнались уже как ватага воинов-кочевников.
Сиз упал, Чублик ещё пробежал немного и провалился в яму. Он только подумал: «Сиза сюда! Тут спасение!» Выбрался, ощупью нашёл Сиза, но поднять не мог, волоком потащил его в укрытие.
Только они прижались к земле, как над ними затрещало — здоровилы в шкурах-накидках перепрыгивали через яму и мчались дальше.
— Где они? Мы их потеряли! — хрипло зарычал один воин-страшилище, самый рослый в ватаге, наверное, атаман.— А ну, назад! Перенюхайте всю землю, но чтоб нашли их!
Лохматые страшилища повернулись и по-бычьи принялись рыть землю, нюхать листья.
Хорошо, что Сиз и Чублик спрятались немного дальше, в зарослях.
— Дяденька, где-то здесь речка, давайте туда... под воду.
— Ох, не могу, Чублик. Ногу... Ногу я подвернул.
— А вы опирайтесь на меня. И быстрее, ведь они сейчас явятся сюда!..
Он помог Сизу приподняться — и они поползли.
А за кустами речка, спасение! Ещё немного ползком... Попадали в воду, как снопы, и оба — исчезли.
Разбойники столпились ка берегу, раскрыв свои пасти.
— Где они? Куда они подевались? Ищите их!..
Чублика несло под водой, как улитку, он плыл, свернувшись калачиком, если надо, мог взять камышинку и притаиться где-нибудь на дне, дышать через трубочку. А вот Сиз... Сиз XII зацепился за первую же корягу. Вылез до пояса из воды, забарахтался. И тогда опять над его головой страшным криком прокричала Куа.
— Ага! Они там! — заревели оборотни. — Догоняйте! Ловите их!
И снова послышалось: бух! бух! Лохматые разбойники лбами сбивали деревья и мчались напролом по берегу.
Сиз XII сложил на животе руки, закрыл глаза и сказал: «Раз, два — ныряю!» — и нырнул. Вода понесла его, как бочонок. Куа летела над ним и пронзительно каркала, а по берегу с грохотом неслась ватага оборотней, сбивая по пути деревья. Сиз неожиданно исчез. По воде плыл только какой-то небольшой тёмный сучок, из которого крохотными пузырьками выходил воздух. Никто из оборотней не догадался, что это Сиз плывёт себе и дышит через трубку.
Птица ещё раза два пронеслась над речкой, со свистом рассекая воздух. Что-то крикнула лохматым разбойникам, и те толпой повернули обратно, в глухомань.
...В осоке, на песчаной отмели, сидел в лодке старый глуховатый стоус Лапоня и дремал над удочкой. Что-то тяжело бултыхнулось и погнало волну на берег. Дед открыл глаза. Из воды лез огромный сомище. Старик весь затрясся в испуге: сом шлёпал прямо к нему и отфыркивался.
Лапоня бросил удочку, пустился наутёк в густой камыш.
— Дядя Сиз! Дядя Сиз! Смотрите, как мы старого Лапоню напугали!
Свалились рядышком на песок, чтобы немного отдышаться. Сиз лежал и встревоженно думал: что это за оборотни, что за мёртвый лес, откуда взялась хищная птица?
— Айда домой, ведь скоро будет светать, — озабоченно произнёс Сиз.
Встали и пошли вдоль реки, в широкие луга, на лунное сияние, которое колыхалось, играло над озером.
Они подходили к корчу, когда вновь пронеслась над ними черноклювая птица и крикнула страшным голосом:
— К-к-куа!
Развернулась, ринулась с неба на них. Казалось, хищным оком она хотела заглянуть им в глаза, чтобы запомнить их обоих навеки. Как вдруг кто-то кинулся ей навстречу. Это Сизова кукушка, маленькая, как комочек. И хищная птица неожиданно юркнула от кукушки в сторону, вскрикнула и резко взлетела под облака.
«Сбежала, сбежала, адова птица!» — радовались Чублик и Сиз.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Странный гость. Как из одного посетителя получилось двенадцать. Неожиданное нападение и похищение Сиза
Сиз встал, вышел на улицу. Глянул на звёзды, на небо, на лес и пошёл открывать музей.
Зажёг свет в первом зале, и вот перед ним — гость. Вырос точно из-под земли. Видно сразу, гость заезжий и одет немного необычно — в чёрный плащ-накидку. Высокий воротник и надвинутый низко берет закрывали почти всё его лицо, и поэтому глаза гостя выглядывали в узенькую щель.
Сиз набил табаком трубку и сказал:
— Прошу! Первый зал. Светлячки, которые встречаются в лесу просто на земле.
Длинным чубуком, как указкой, стал показывать гостю свои богатства — гнилушки, трухлявые корешки и кору. Но что за наваждение? Низом так и веяло холодом — и казалось, будто бы от гостя.
— Мармусия, принесите мне, пожалуйста, тёплые туфли, что-то у меня ноги стынут.
— Прошу вас сюда, во второй зал,— приглашал Сиз.
— Подземные светлячки-личинки, очень симпатичные червячки...
Сиз оглянулся. И прикусил трубку. Вместо одного гостя — стояло уже два. Совершенно одинаковых! В чёрных плащах-накидках, с узенькими щёлками для глаз. Они ходили в ногу, друг за другом. Их шаги твёрдо и деревянно отдавались в коридорах.
Сиз обернулся: из одного гостя — уже трое! Что за чудеса!
В четвёртом зале — четверо! Да, да, из одного гостя уже стало четверо! В пятом зале их стало пятеро! В шестом — шестеро! В седьмом — семеро!
Как, откуда они появлялись? Стоило Сизу отвернуться — и перед ним стоял новый гость, в затылок первым. И уже не холодом — морозом веяло от них. В последнем зале, двенадцатом, их стояло за спиной Сиза ровно двенадцать. Чёрные плащи, береты, как забрала, спущенные до бровей, руки у всех за спиной.
Добрый наш Сиз и не знал, какая опасность нависла над ним!
— Позволю обратить ваше высокое внимание...
Эти слова так и застряли у него в горле. Потому что неожиданно — хоп! — двенадцать гостей разом шагнули к Сизу и вмиг накинули ему на голову чёрный мешок. Дали понюхать что-то тошнотворно-сладкое, и от этого дурманящего зелья Сиз провалился в глубокий сон. Правда, сон был каким-то фантастическим, неестественным: он спал, однако всё хорошо слышал.
Сиза несли связанным. И он на каком-то повороте в лесу почувствовал: что-то легонько шевелится рядом с ним в мешке. Прямо перед самым его лицом, губами можно коснуться, — крыло, мягкие нежно-тёплые перья... Кукушка! «Ты и здесь со мною, моя сизая голубушка! Ну что ж, вдвоём не так страшно».
Долго их несли мёртвым лесом, через какую-то речку и болото, а дальше под ногами загремели камни.
Громыхнули каменные ворота, с дымом и шипением отворились.
Но вот мешок бросили на землю, и один из двенадцати, как из пушки, выпалил:
— О, великий сокрушитель скал и поджигатель лесов, сильнейший и храбрейший царь на земле и под землёй, наш великий Магава! Твоё повеление мы выполнили: вот у твоих ног тот жалкий карлик, который хотел разведать «почему?».
— А где меньший карлик, осмелившийся шагнуть с ним за реку, в мои владения? — раздался грозный голос.
Нетрудно было догадаться, что это сам Магава.
Долго висело тяжёлое молчание, даже камень раскрошился под взглядом Магавы. Но вот снова рахнуло и заскребло над головой, и главарь двенадцати забормотал о том, что они, его недостойные подданные, всё сделали, чтобы выполнить повеление могучего сокрушителя: семнадцать раз обежали вокруг озера, хотели тотчас, немедля схватить меньшего карлика, но схватить его нельзя было никак: он сидел на воде, в долблёнке. А вода...
И тут Сиз услышал о воде кое-что весьма удивительное. Оказывается, «крушители и поджигатели» больше всего боятся живой воды и живого огня. Потому что когда-то их прародительница, какая-то пещерная Гаргара, похищавшая людей, перед смертью сказала: «О мои любимые, мои хищные дети! Никогда и нигде не подходите к воде — вода для вас смертельна! Никогда и нигде не трогайте живого огня, он вас сожжёт! Ходите по суше, ходите по скалам и лесам, несите на стрелах чёрный огонь, а в душах — пещерное бесстрашие — и вас никогда и никто не победит ни под землёй, ни на земле».
Одним словом, получалось, что меньшего карлика (а Сиз догадался, что речь шла о Чублике) так и не поймали.
Магава долго и грозно дышал. Наконец повелел:
— Развяжите его! Бросьте в тёмную яму-пещеру и следите за ним во все глаза, чтобы было рах-рах! А завтра — на допрос. Я поджарю его на огне и съем, если будет молчать, съем с косточками, кха-ха, перед первым завтраком. Слышали?!
— Рах! Рах! — ответили все двенадцать.
— Идите! А вы, болотная нечисть, бездельники, возвращайтесь в лес. Поймайте мне возле озера, в зарослях, самого старого карлика.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Сиз перед лицом Магавы. Белый конь. Слёзы старого Лапони. Надо спасаться
И так Сиза бросили в яму и выход завалили камнями.
Много ужасного и неожиданного узнал наш Сиз из тихих секретных разговоров двух стражников. Он услышал о том, что Магава и его сокрушители — это злые и коварные пещерные разбойники, что они всё уничтожили и задушили под землёй, а свои норы-жилища превратили в пепел. Из мёртвых пещер, где уже самим жить нельзя, они рвутся теперь в зелёную долину, надеясь там на богатую поживу.
Сиза привели в самую глухую пещеру, в мрачный, с закоптелыми стенами дворец.
Сиз поморгал глазами, протёр их и увидел: в роскошном кресле сидел могучий витязь в дорогой царской одежде, шитой шёлком и украшенной драгоценными камнями. Над ним стоял белый конь с пышной гривой, а ещё выше, на каменном карнизе пещеры, сидела и хищно смотрела вниз птица Куа.
Сиза толкнули в спину и прижали к белому коню, длинная грива которого спускалась Сизу на голову.
Сиз поморщился: ему стало почему-то очень холодно. Он медленно оглядел пол и — о, ужас! Из-под вышитой золотом накидки витязя выглядывали... толстые лапы с острыми когтями.
«Интересно, а конь? Настоящий он или тоже оборотень?»
Сиз вынул изо рта трубку и острым чубуком кольнул коня в бок. И вот!.. Из-под белой гривы высунулась тяжёлая лапа и стукнула Сиза по голове.
Подземный витязь подмигнул коню и повёл очень тонкий разговор:
— Скажите ему, белый друг мой, что нам известно о его злых и тайных намерениях. Он осмелился ступить за речку, на наши земли. Но мои храбрые разведчики следили за ним от самого озера. Так вот, он хотел тайно проникнуть в наш лагерь и выведать, кто мы такие. Так я понял его, белый друг мой?
Конь-оборотень мотнул головой.
Два воина подали Магаве лук и стрелы. (Сиз сразу догадался, что этот витязь и есть великий Магава).
Бородатый старый колдун внёс каменную чашу, в которой кипело густое и чёрное варево.
Взмах руки — и перед Магавой под самый потолок выросло могучее дерево с дуплом.
Магава окунул стрелу в чашу. В глазах его вспыхнуло злорадное торжество, когда он пронёс над головой Сиза шипящий огонь, полыхающий на кончике стрелы.
Натянул лук. Просвистела стрела и вонзилась в дерево. И тут — удар грома, загудело пламя, задымило едким чадом, пожирая всё нутро ствола, ветви и даже листья. Вмиг дерево стало мёртвым — не дерево, а чёрный остов из золы, обтянутый потрескавшейся корой.
Гордо усмехался Магава, и в его злой усмешке поблёскивали кончики клыков. Он глянул сверху на Сиза:
— Одного пучка стрел нам хватит вполне, чтобы сжечь все ваши жилища-корчи, все — с ветрячками, с дынями, с лодками и с фонариками. И мы сожжём их, если вы будете таить в сердце коварные намерения. Но мы можем даровать вам жизнь. Только с одним условием: ты, недостойный пленник, хотевший разведать «почему?», вернёшься в селение и приведёшь всех ваших стоусов и треусов сюда, за Кабанью речку, к скале. Я хочу сам, при посредничестве своего белого друга, — он кивнул на коня-оборотня, — говорить с вашим лесным народом и при нашем добром согласии и воле предложить вам мирное соседство, поделив участки охоты.
— Мне надо подумать, — сказал Сиз.
Он полез в карман, вынул кисет и хотел было закурить. Но едва нащупал гнилушку, как Магава неожиданно отшатнулся, конь его захрапел, и в пещере раздался голос:
— Назад! Не надо! Спрячьте!
«Хм, чего это они? — удивился Сиз. Но тут же мелькнула догадка. — Наверно, светлячка моего, оборотни, испугались!»
Трое копьеносцев быстро шагнули к Сизу, чтобы немедленно отвести его к яме.
Магава вздрогнул, хищно понюхал воздух:
— Дух, дух, дух!.. Здесь был ещё один чужой дух!
Сиз зыркнул одним глазом вверх и заметил: под потолком мелькнула тень его верной доброй кукушки.
А Магава тяжело топал ногами:
— Кто здесь был ещё? Облазьте, обнюхайте все углы!
Воины стукнули копьями и торопливо увели Сиза.
В этот раз Сиза кинули не в яму, а в тёмную боковую нору-углубление.
Здесь ему было лучше: он видел, что делалось в ближних подземельях. Напротив своей норы Сиз заметил пещеру. На дне её двое разбойников раскладывали костёр. А кто-то маленький седой сидел под стеной в углу и горько плакал.
Сиз вытянул шею, присмотрелся — да так и замер. В углу сидел... седой и глуховатый дед Лапоня. Как, когда, каким образом он попал под землю?
Дед распутывал на коленях свои нехитрые рыбацкие снасти и безутешно плакал. А пещерные разбойники раздували огонь, хохотали и похвалялись: сейчас, дед, будем поджаривать тебе пятки!
Заметалась кукушка над головой Сиза, но ещё быстрее замелькали мысли в его голове: как спасти себя и Лапоню?
Тут послышались шаги, громкие голоса. Те же двое стражников, Квасило и Дрыгайло, вновь прикатили огромные камни, завалили вход в нору и улеглись друг возле друга.
— Ну что, друг Квасило, ты слышал, как наш сокрушитель хитро обвёл его вокруг пальца? Мол, приведи свой народ сюда в долину, будем владения делить.
Он хочет выманить лесных человечков к скалам, подальше от корчей, и тут на равнине всех их передушить. Раздавить их, сжечь корчи дотла, а потом воздвигнуть горы, и будет здесь царство тьмы.
Сиз встал, слегка отодвинул камень. «Ну теперь я буду действовать! Где мой огонь?» — он вынул кисет, а из кисета — гнилушку, которую всегда носил при себе. В чёрной подземной темноте гнилушка вспыхнула, как живой весёлый огонёк.
Сиз протиснулся между двумя камнями. Глянул: Квасило и Дрыгайло лежали и сладко похрапывали. Сиз ткнул огонь им под нос. Как они подскочили! Какой ужас отразился на их перекошенных физиономиях!
А Сиз наступал, наступал, отгонял их дальше, в глубь пещеры. И незаметно, боком подбирался ближе к Лапоне. Двое разбойников, стоявших спиной к нему, прицеливались своими острыми палками в старого Лапоню.
Но Сиз опередил их. Он затормошил старика:
— Дед, скорей за мной! Бежим!
— А? — глуховато отозвался Лапоня. — Что говорите?
Схватил и поволок Лапоню за собой. Они побежали какой-то глухой пещерой, вниз, вниз, куда-то в глубину.
«Стой! — приказал себе Сиз. — Куда же бежать? Тут столько подземных ходов, что всю жизнь будешь блуждать и на белый свет не выйдешь!» Сгоряча Сиз и не заметил, что кукушка давно вьётся перед ним, кружит, заворачивает обратно.
Ага, надо бежать за нею! Она знает дорогу!
И тут гулкий топот, тяжёлое сопение прокатилось под землёй. Бежали те двое с палками. Камни сыпались у них из-под ног. «Вот! — выругал себя Сиз. — Забыл пугнуть их огнём».
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Игра в пещерные прятки. Куда пропал Лапоня? Куа нападает на беглецов
Они спрятались за высокий каменный выступ. С грохотом и рёвом ворвались в тёмный закоулок двое разбойников. Было слышно, как за ними бежит ещё целая орава.
— Где они, где? — все разом стали нюхать воздух.
Кинулись во все углы и — прямо на Сиза. А Сиз живым огнём им под нос.
Снова — та же картина панического страха.
Сиз подтолкнул Лапоню, и они побежали крутой подземной расщелиной, куда их вела кукушка. Крики, вой катились по всем пещерным переходам. Теперь побег Сиза и Лапони напоминал смертельную игру в прятки. Они бросались в один туннель — натыкались на ораву разбойников. Сиз отпугивал их огнём и бежал с Лапоней в другую сторону, но тут вываливалась новая орава. Пещерные разбойники немного пришли в себя, угрожающе ревели, бросали в них камни, а кое-кто метал копья, долбя стены пещер... И вдруг пропал Лапоня! Сиз остановился и крикнул в отчаянии:
— Дед! Дед! Где вы?
Голос полетел куда-то в темноту и затих. Ещё раз оглянулся, ещё раз позвал. А кукушка металась, торопила Сиза — скорее, скорее!
И Сиз кинулся за кукушкой.
Шум, крики, суета остались где-то глубоко внизу, а Сиз топал потихоньку вверх и наконец в отдалении увидел какое-то слабое мерцание. И вдруг впереди заголубело круглое окошко — выход из проклятых пещер!
Оборванный, исцарапанный Сиз выскочил из пещер.
Одним взглядом охватил весь простор, лежавший в широкой долине. Лес, глухая тёмная пуща, Кабанья речка, а за нею вдали — ночное мерцание озёр. Там родной дом!
Сиз отвёл рукой куст, закрывавший вход под землю, и позвал кукушку: «Ну что ж, сизая голубушка, полетели — напрямик, через лес!» И только сделал шаг, как над головой каркнуло:
— К-р-р! Куа-а!
Откуда она взялась? Зловещая птица будто бы сидела здесь над входом и с хищным нетерпением поджидала их.
А в это время... Кукушка, маленькая встревоженная, металась, кружила над Сизовой головой, словно отгоняла страшную хищную птицу.
Но Куа, подобно чёрной стреле, падала на Сиза. И тогда, как было это над корчом, кукушка устремилась ей навстречу.
Они встретились над скалой, в небе, и тут началось.
Хищная могучая птица и маленькая кукушка молниями мелькали в небе. Куа наседала, вскрикивала, растопыривала когти, гнала кукушку к скале, к острому утёсу. Но в последний миг, над скалой, кукушка изворачивалась, а за нею — треск и зловещий клекот. Куа с размаху ударялась грудью об утёс, перья летели вниз, кровь капала на камень. Ещё злее нападала Куа на птицу-комочек. И тут когти настигли бедную пташку. С тихим прощальным писком кукушка упала вниз, прямо на скалу, увлекая за собой и хищницу. С резким свистом Куа ударилась о камень. И уже больше не шевельнулась.
Сиз подбежал к тому месту. И увидел что-то невероятное. На камне, где упала Куа, лежала куча перьев. Из-под перьев начала проступать... Шерсть! На камне лежало старое, облезлое пещерное чудовище — в шерсти, с разбитой пастью. В когтях оно держало маленькую мёртвую птичку.
У Сиза мурашки поползли по телу. Он понял: надо бежать от этого проклятого места. Сбросил разорванную свитку, которая только мешала ему, и побежал. Бежал, пока на берегу речки не свалила его усталость.
Сиз спал, однако настороженным ухом слышал: кто-то барахтается, стонет в воде, выбирается на берег.
С трудом открыл глаза. Из воды лез на берег мокрый оборванный дед Лапоня.
— Дед? Это вы? Откуда, как?!
Лапоня протянул руки, хрипло попросил:
— Сынок, помоги, вытащи грешную душу...
Сиза, видно, он не узнал, да и вообще ничего не видел, ослеплённый солнцем. Опёрся на Сизово плечо, поковылял, неуклюже полез на крутой берег.
— Дед, как вы здесь очутились? Каким ветром вас занесло?
— О, сынок, — прохрипел Лапоня, — провалился я в страшные тартарары, в речку забвения. Хорошо, что я старый и лёгкий, как сухая конопля, вода и понесла меня в ад, понесла под каменными челюстями, и только тут вот, за соснами, вышвырнула на свет.
В голове Сиза пронеслась догадка: «Лапоня... ад ему привиделся... Хм, старый, что малый... А речка... Давно стоусы говорили, что Кабанья речка действительно вытекает из-под гор. Может, она и вынесла деда Лапоню из пещер».
Сиз помог подняться Лапоне, и они побрели домой.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Таинственные приготовления стоусов и треусов. Гул и чёрные молнии приближаются к озеру
Из темноты один за другим появлялись стоусы. Они тихо переговаривались между
собой.
— Здесь, — говорил им глухо Вертутий.
Старые и малые подходили и окунали в бочку, над которой стоял нахмуренный Вертутий, пучки сена, паклю, тряпицы. А Мармусия каждому вручала огонёк-светлячок, и стоусы осторожно несли их в ладонях: видно было, как светлячки, словно угольки, взблёскивали и исчезали в темноте.
А в лесу творилось что-то жуткое. То и дело вспыхивали чёрные молнии, какая-то дикая сила продиралась сквозь пущу. Полчища пещерных разбойников были уже близко, они выходили к озеру, и Мармусия металась в толпе, разъясняя всем, где надо залечь, где притаиться, что делать с огоньками.
Она последней подошла к бочке, окунула весло, на конце которого была привязана конопляная кудель, и снова, как ночной призрак, исчезла в темноте.
Вертутий покатил бочку на другую сторону луговины.
Рёв, воинственные крики уже пробивали последнюю стену леса и гулом вываливались на широкий луг. Стоусы и треусы, которые залегли с двух сторон поляны, увидели страшную картину.
Мчалось полчище, а впереди него бежали Сиз и Чублик, ходившие на разведку во вражеский лагерь. За ними гналась огромная ватага — Магава со всем своим войском, с лучниками и копьеносцами. Магава грозно выкрикивал:
— Живыми! Живыми! Живыми ловите их!
Сиз бежал окровавленный, ему копьём поранили плечо. Чублик задыхался, мчался наугад, не видя перед собой дороги. За ним, подняв над головой здоровенную дубину, скакал лохматый оборотень и кричал: «Рах! Рах!».
Стон, крик ужаса прокатился среди стоусов и треусов. Будь их воля, кинулись бы все спасать Чублика. Но Сиз, видно, так задумал: он уводил Магаву от большей части его войска, он заманивал его к озеру, к обрыву. И Магава, до безумия увлечённый погоней, рвался вперёд со своими приспешниками.
С шумом и рёвом проскочили они ров, где залегли стоусы и треусы. На Мармусию повеяло запахом нечёсаной шерсти, затхлым пещерным духом.
И тогда Мармусия встала и крикнула:
— Зажигайте огни! Отсекайте их от полчищ!
Среди ночи внезапно вспыхнули десятки, сотни ярких огней. С паклей, с куделью, которые были пропитаны смолой, с факелами, рассыпавшими багряные искры, кинулись стоусы и треусы наперерез врагу, навстречу друг другу. С одной стороны вела их Мармусия, с другой — Вертутий.
Магава со своими приспешниками вихрем пронёсся к обрыву. И вдруг за спиной у него вырвались из темноты живые, горячие, белые огни, которых больше всего боялись пещерные разбойники. Два длинных ряда огней сомкнулись позади. Это стоусы и треусы с ликующим криком соединились воедино, огненным полукругом обступили Магаву, прижали его к озеру.
Магава выпучил глаза. Видно, не мог понять: откуда взялась эта неожиданная
осада, откуда столько огней? Тесной, сбившейся толпой пещерники вместе с Магавой
пятились, отступали назад, к обрыву. Вот они уже над самым краем, вот мелькнули
в воздухе ноги — и конец!
Слышно было, как с диким воплем Магава и его приспешники рухнули в чёрную бездонную глубину озера. Слышно было, как они бултыхались, кричали и тут же тонули, так как живая и чистая вода озера принимала пещерных разбойников, как порождение нечисти и тьмы — сразу погружала их на дно.
А наверху клокотало страшное побоище.
Отрезанные от Магавы полчища не остановились. Они рвались сквозь осаду огня, всё ещё стремясь спасти сокрушителя. Стрелы и копья тучей летели на стоусов. Мармусия кричала своим: «Паклей, горящей паклей отпугивайте их!» — и сама носилась с веслом, на котором пылал конопляный жгут. Один злобный страшила метнул в неё длинное копьё — сбил с головы шляпку. «Фу! — сказала Мармусия и гневно передёрнула плечами: — Какой вы невежа!». А тот схватил сырую сучковатую дубину, замахнулся на неё. «Ах, так?» — произнесла Мармусия и учтиво опустила весло с горящей коноплёй на косматую голову. Шерсть на нём вспыхнула, затрещала. Охваченный пламенем, он запрыгал на месте, высоко подбрасывая ноги, а потом с диким воплем метнулся в кусты.
А тем временем профессор Варсава поджёг бочку со смолой, и два лунариста столкнули её с холма. Бочка покатилась, поскакала, полетела прямо в гущу пещерников, выбрасывая шлейфы искр и огня. «Рах! Рах!» — с воплями разбегалось войско. Визг, паника! Обожжённые оборотни бросились бежать в разные стороны.
Вертутий с Мармусией гнали их к лесу. Бегал вокруг них, как папуас, и Хвороща, он тоже испускал воинственные крики и совал под нос лохматым разбойникам горящий пучок из дынных плетей. Сиз помогал товарищам: ему дали факел на длинной жерди, и он тоже размахивал пылающим, слепящим огнём, с которого капала смола, отпугивал пещерников и гнал их в чащу леса.
— А где Чублик? — вдруг опомнился Сиз. В суете, в пылу сражения он потерял его.
— Где Чублик? Вы не видели Чублика? Где он? — покатилось лугом.
Стоусы оглядывались, искали его глазами, всё с большей тревогой переспрашивали друг друга.
Но Чублика нигде не было.
...В тот опасный момент, когда за ним гнался огромный страшила с тяжёлой дубиной в лапах, Чублик добежал до обрыва и над самым его краем резко вильнул в сторону. Слышал, как со всего разгона полетел и шлёпнулся в воду его преследователь. А Чублик лежал в канаве, раскинув руки, и никак не мог отдышаться, утихомирить своё сердце, которое бешено колотилось в груди. Может, именно потому, что он не метнулся сразу в толпу, в гущу побоища, он и увидел то, на что сперва никто не обратил внимания.
Пока стоусы бились на лугу, большая орава пещерников подобралась во тьме к жилищам стоусов. На скаку натягивая луки, они метнули стрелы со своим чёрным огнём — и вспыхнули крайние корчи. Горел над озером трухлявенький корч деда Лапони, горели берёзы и скамья перед школой-лунарием.
— Что ж вы делаете? А ну, прочь от наших корчей! Прочь от школы! — закричал Чублик, и один побежал наперехват целой ватаге разбойников.
Ему страшно было представить, что эти чудовища ворвутся в подземную школу, в Лунарный зал, где для Чублика всё было самым дорогим: и озеро, и зелёный великан-орех, и мостик на остров, и фонарики-светлячки, и голос мудрого Варсавы...
И хотя бы взял с собой маленький огонёк, спасающий стоусов от пещерников, но нет, ничего не взял, бежал с голыми руками, только подхватил по пути дубовый кол и с этим колом отчаянно и бесстрашно влетел в толпу пещерников, принялся дубасить их по спинам, по головам, по медвежьим лапам. Пещерники шарахнулись в стороны, а после осмотрелись, вытаращили глазищи: один! без огня! сам лезет в лапы!
— Рах! Рах! — завопили.
Дружно, с визгом и сопением пещерники навалились на Чублика, а он вырывался, молотил их дубовым колом, отбивался ногами. Но что мог он сделать один против дикой орды?
Жаль, не было уже кукушки, не было спасительницы. Она полетела бы к Сизу, к Вертутию, она встревоженной тенью своей подсказала бы им: «Помогите Чублику! Беда настигла его!».
...От грозных полчищ не осталось и следа. С луговины выгоняли последних пришельцев. Уже гасли факелы, уже толпами сходились стоусы и треусы, устало и весело перекликаясь. Подошёл Сиз, вытер потный лоб и вдруг...
— Брат Вертутий! А там что за куча толчётся?
— Похоже, там кто-то отбивается. Может, Чублик?
И тут от школы послышался сдавленный, хриплый, полный смертной тоски, юношеский голос: «Де-душ-ка!».
— Чублик, я сейчас! Держись! Держись, Чублик!
Вертутий, а за ним Сиз и ещё полсотни стоусов бросились с огнями к школе. Они бежали вдоль озера, над ними нависли тяжёлые тучи, и багряные отблески огней тревожно озаряли их лица. И дикая орда, громившая корчи, не стала задерживаться на берегу — один за другим пещерники удирали в лес, в глухую ночь, сотрясая её гулом и топотом.
С трудом переводя дыхание, всем сердцем чувствуя беду, прибежал к школе Вертутий.
Опоздал!
На сером песке, изрытом ногами, лежал мёртвый Чублик.
Вертутий, никогда в жизни не плакавший, упал на колени, уткнулся лицом в грудь Чублика и глухо зарыдал...
Потянулась длинная печальная процессия. Чублика несли на связанных вёслах. То здесь, то там блуждали тени на тёмном лугу. Кто-то подбирал оброненные в бою факелы, кто-то переносил тяжелораненых земляков к дороге. Мармусия подозвала молодых стоусок и попросила: собирайте все, какие есть, факелы, зажигайте их и передавайте вперёд.
Чублика сопровождали огнями до самого озера.
Вот уже подогнали лодки. В первую сели Вертутий и Сиз, им бережно передали тело Чублика. Долблёнка тихо, будто сама, отчалила от берега. За ней поплыли ещё десяток, ещё полсотни лодок; всё дальше и дальше растягивались они в чёрной мгле. Ушли в ночь два длинных ряда огоньков на лодках, с берега казавшиеся ожерельем из маленьких светлячков.
Похоронили Чублика на высоком холме, невдалеке от уцелевших ветрячков Вертутия.
Уже близилось утро, но тьма ещё окутывала землю, и стоусы, склонив головы, всё шли и шли при свете факелов. По старинному обычаю взрослые и дети несли в пригоршнях, в шапках, в подолах горсть-другую песка и высыпали на могилу. Постепенно росла могила, на глазах становилась небольшим курганом.
На вершине его Вертутий установил берестяной ветрячок, и когда все стоусы прошли, когда могила одиноко замаячила на голом пустынном берегу, ветрячок завертелся и затянул печальную журавлиную песню.
Стоусы и треусы возвращались домой. С лодок им было видно: на песчаном берегу темнеет высокая могила и сгорбленная фигура Вертутия.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
последняя, которая подтверждает древнюю истину: всё идёт, всё кончается, а добрые дела остаются на земле
Пришли и ушли пещерные оборотни-разбойники, сгинули, как гнилой хворост под
весенней водой. Остались после них лишь голые потрескавшиеся скалы на тех
местах, где были когда-то грибные поляны. Стоусы и треусы вышли все вместе в лес
и посеяли на скалах горную сосну. Маленькие сосёнки тяжело, в муках приживались
на голых камнях и утёсах.
Садилось солнце, и снова звучал над миром торжественный вечерний звон:
— Бом, бом, бом!
Сиз блаженно потягивался на мягких подушках. Он позволил себе ещё немножко подремать, ну хотя бы капельку. Он и не заметил, как в его комнату влетел какой-то маленький серый комочек и уселся на комоде.
— Ку-ку, кук! — и замолк.
Сиз приоткрыл сонный глаз. Ты смотри — чудеса! На комоде сидел кукушонок. Он дважды прокуковал и затих, на большее у него не хватило голоса.
Сиз протянул руку — и на его ладонь опустился крохотный серый птенец.
— Расти! — сказал Сиз весело. — Набирайся голоса! А когда оперишься и прополощешь горлышко серебряной росой, тогда прилетай.
Кукушонок вспорхнул с ладони и вылетел в окно, легко и незаметно, будто его и вовсе здесь не было.
Сиз оделся и потопал на улицу: глянуть, что там делается на белом свете.
...От озера шли двое: Вертутий и мальчик — уже рослый треусик лет семи-восьми. Ага! Это Вертутий вёл меньшого внука. Но только гляньте: он, как две капли воды, был похож на Чублика! Такой же белоголовый, такой же сдержанный взгляд из-под бровей.
— Мармусия! — закричал в гостиную Сиз. — Открывайте все залы и галереи, мы встречаем самых дорогих гостей!
...Они осмотрят музей и все вместе отправятся в залитый сиянием лес. Насобирают полные лукошки светлячков — для музея, для всех стоусов. Пусть в каждом корче полыхает маленькое чудо ночи: живой, тёплый огонёк, который расцветает в лесу только к хорошей погоде и всем, кто подержит его в руках, приносит счастье.
■
